Гриффит Талларн потянулся к столу и, схватив медный подсвечник, принялся размахивать им над головой, пока пламя не замерцало и не погасло. Он прицелился в Джулиана, но его рука, внезапно ослабев, упала на одеяло, подсвечник полетел на пол, и он, мертвенно-бледный, свалился на подушку. Кровавое пятно на повязке расплывалось все больше.
Джулиан поманил Ханну:
— Зажгите свечу и посветите мне.
У Ханны дрожали руки, но она повиновалась.
Он быстро снял с себя пиджак, засучил рукава рубашки, вылил антисептик в миску с горячей водой и склонился над Гриффитом Талларном, лицо которого исказилось от боли.
— Если так будет продолжаться, рана может загноиться, — сняв бинты, спокойно произнес Джулиан. — А это дело нешуточное. Я понимаю, опыта у меня недостаточно, но с подобными случаями мне сталкиваться приходилось.
Гриффит Талларн застонал, когда Джулиан снимал грязную повязку, под которой оказалась кровавая масса порванной ткани. Ханна вскрикнула. Джулиан осторожно промокнул рану тампоном и осмотрел.
— Сейчас я зашью рану, — сказал он почти потерявшему сознание Гриффиту, — и перевяжу ее более тщательно. — Он кивнул через плечо Ханне и добавил:
— Завтра утром пошлите Гвиона в город. Я дам вам список нужных лекарств. У меня с собой порошок от головной боли, который я иногда принимаю. Принесите, пожалуйста, стакан холодной воды и блюдце… и, Ханна, вашему хозяину нужно сменить подушку…
Ханна исчезла, захватив с собой миску и грязные бинты.
Гриффит Талларн открыл глаза и мрачно посмотрел на Джулиана.
— Не шевелите головой, — велел молодой человек. — Рана серьезная.
— Неужели серьезная?
— Может стать более серьезной, если вы будете по-прежнему легкомысленно относиться к травме. У вас, похоже, небольшое сотрясение мозга. Думаю, вам лучше несколько дней поберечься. А сегодня я дам вам обезболивающее, и вы почувствуете себя лучше.
— Я никогда не принимаю этой дряни!
— А сейчас придется принять, чтобы немного поспать, — пытался урезонить его Джулиан. — Не стоит причинять себе ненужных страданий.
— Мне нужны мои планы, — пробормотал больной. — Женщина настолько стара, что не может доползти до шкафа. — Он поднял ослабевшую руку, указав на верхушку высокого дубового шкафа, где Джулиан в полумраке разглядел нечто похожее на груды бумаг и какие-то рулоны. — Дайте мне планы Пенгоррана. Там поля Рисов… я должен снова их посмотреть. Они должны принадлежать мне. Тогда со скотом не будет проблем. Границы будут четко обозначены…
Джулиан замешкался.
— Вам сейчас не следует ничего читать.
— Дайте мне планы, — повторил Гриффит Талларн, и Джулиан, испугавшись, как бы его пациент не встал с постели и не взял их сам, пододвинул табуретку к шкафу, взял свечу, которую Ханна поставила на стол.
Встав на табуретку, Джулиан пошарил в грязных бумагах.
— Свернутые или плоские? — спросил он.
— Свернутые.
Джулиан взял свиток, при тусклом свете напоминающий вкрученный лист пергамента, но по текстуре понял, что это холст с картиной. Холст слегка развернулся у него в руке, и, поднеся свечу ближе, он едва сдержал возглас удивления. Джулиан оглянулся и с облегчением обнаружил, что тяжелая драпировка постели почти скрывает его от Гриффита Талларна. Он тайком развернул холст до конца и с все возрастающим изумлением рассматривал его.
— Скорее! Скорее! — торопил больной.
Джулиан поспешно свернул холст, положил на место, взял пожелтевший пергамент, лежащий рядом, спустился и протянул больному.
— Положите его на постель. Покройте меня стеганым одеялом и оставьте одного, — грубо произнес Гриффит Талларн.
— После того как вы примете порошок, — твердо произнес Джулиан, когда Ханна появилась со стаканом воды.
— Ну, если бы кто-либо мне сказал, что хозяин позволит вам лечить его… — сказала Ханна на кухне, ставя еду на конец стола.
— У него не оставалось выбора, так ведь? — усмехнулся Джулиан и добавил более серьезным тоном: — Боль, знаете ли, укрощает ладей.
— Вы поужинаете со мной? — глядя на него снизу вверх, спросила Ханна.
— Это было бы замечательно, — принимая у нее порцию мяса, с благодарностью произнес Джулиан.
После ужина Ханна убедила Джулиана сесть напротив. Он достал свою трубку, закурил и стал наблюдать, как она, вынув из кармана наполовину готовый носок, начала вязать. Ханна рассказывала о фермерских хозяйствах в таких местах, как Пенгорран. Время от времени она замолкала, и тогда наступала тишина, нарушаемая лишь треском дров в камине и шипением закипающего на огне чайника.
— Ханна, — произнес он, — мне всегда казалось, что Нона очень напоминает некую исполнительницу цыганских песен и танцев, которая до недавнего времени была знаменита на лондонской сцене. Я сам часто ходил на ее концерты…
Ханна уронила вязанье на колени и строго взглянула на него:
— Не спрашивайте меня о цыганах на лондонских сценах. Я никогда не была в Лондоне и ничего не знаю об артистках-цыганках.
Она снова принялась за носок, но Джулиан заметил, как дрожат ее руки.
— А мистер Талларн? — продолжал он, — Он тоже никогда не был в Лондоне? Может быть, уезжал туда на выходные дни?
— Хозяин? А что ему делать в Лондоне? Да и на нашей овечьей ферме нет никаких выходных! — Она нахмурилась, уколов палец спицей, и вдруг, прислушиваясь, подняла взгляд на потолок. — Кажется, я слышала голос хозяина!
Джулиан встал, открыл дверь в прихожую и прислушался.
— Думаю, ваш хозяин крепко спит после порошка, который я заставил его принять.