Поздним вечером все трое сидели у костра и разговаривали. Нона с радостью отметила, что Джулиан не сердится на Бенджи, а тот отбросил все подозрения. Они с Бенджи учили Джулиана валлийским и цыганским песням под тихий аккомпанемент ее скрипки. Потом втроем пошли к опушке леса и стали смотреть на ясное, лунное небо.
— Это Медведица… Большая Медведица. — Джулиан показал на созвездие.
— Нет, — возразил Бенджи. — Для кочевников это Корабль, а это Портняжное Поле…
— Пожалуй, звучит лучше, чем Плеяды, — согласился Джулиан.
Нона договорилась с Джулианом встретиться утром, и, когда мужчины собрались уходить, Бенджи протянул ей веточку можжевельника.
— Так цыгане желают счастья, — произнес он.
— Дорогой Бенджи! Я буду хранить ее вечно… даже когда она засохнет и осыплется! Я буду думать о тебе и вспоминать, как ты был добр ко мне!
Смущенный Бенджи стал теребить цветастый шейный платой, потом шаркнул ногой, бросив на Нону быстрый взгляд.
— Пусть у тебя все будет хорошо, — тихо произнес он, и Нона, наблюдая, как он удаляется вместе с Джулианом, поймала себя на том, что ей стало грустно и хочется плакать.
Вечером другого дня они с Джулианом добрались до Крейгласа. Часть пути ехали на поезде, потом на попутных повозках и, наконец, шли пешком. Ночь провели в маленькой гостинице, хозяин которой принял их за брата и сестру.
Джулиан относился к Ноне с легким, нетребовательным дружелюбием, что придавало ей уверенности.
— Нона, почему вы предпочли жить у цыган? — спросил он однажды.
— У меня не было выбора. Я наткнулась на них, и они позволили мне остаться.
— А потом?
Она пожала плечами и отвернулась. Когда-нибудь, возможно, она все расскажет Джулиану и спросит, что он обо всем этом думает, но не сейчас…
Как-то раз он задал ей странный вопрос о ее отце, собирает ли тот картины, знает ли художников.
— Мой отец? — растерянно нахмурилась она. — Да, кроме фермы, его ничего не интересует…
Теперь, глядя на коттедж, едва различимый в сумерках, она думала о том, что ее ждет впереди. Она больше не опасалась Джулиана. Но одно воспоминание не давало ей покоя. Той ночью, когда Бенджи повел их смотреть на ночное небо, она заметила, что Джулиан, прислонившись к дереву, смотрит не на звезды, а на нее. И ее беспокоило, что это воспоминание доставляло ей удовольствие.
Возвращение в Крейглас-коттедж казалось Ноне в каком-то смысле возвращением домой. Она снова спала под крышей и знала, что ей больше не надо бродить по пыльным дорогам, зарабатывая себе на хлеб.
В первый же вечер Нона снова увидела Сэмми. Зайчонок, похоже, вспомнил Нону, позволив ей погладить себя, и даже лизнул ее.
Джулиан обещая Ханне по возвращении в десять вечера помахать фонарем. Он вышел, подал условленный сигнал и увидел вдали крошечный огонек, означавший, что сигнал принят.
На следующее утро, встав из-за стола после завтрака, Нона посмотрела в глаза Джулиану.
— Думаю, мне следует вернуться в Пенгорран, — произнесла она. — Не только потому, что мне нужна свежая одежда, но я должна помогать Ханне. Она слишком стара, чтобы управляться одной, а от деревенской женщины помощь невелика.
Джулиан удивился:
— Но ваш отец…
— Я не могу прятаться от него всю жизнь! Он не имеет права ни в чем винить меня, поскольку я не сделала ничего плохого. Кроме разве свидания с Мэттью Рисом, которого он ненавидит.
Джулиан серьезно смотрел на нее.
— Вы как-то спрашивали меня об отце. Я вам сказал, что мне мало что известно. Но дети Прайсов распускают сплетни, хотя он и не обращает на них внимания. Вероятно, мне придется сказать вам. Говорят, большую часть дня он проводит в поле у реки и стережет там изгородь. Это похоже на навязчивую идею. — Джулиан пожал плечами. — Возможно, это и неправда, но если это в самом деле так, вам следует держаться подальше от него.
— Я помню, когда-то он носил меня на плече… смеялся… пел… играл со мной! Не может же он сейчас совсем не любить меня?!
Неожиданно Джулиан почувствовал, как его переполняет нежность. Ему хотелось обнять Нону, заверить, что ее любят, прогнать ее печаль поцелуями. Но он не имел права этого делать. Джулиан взглянул на портрет Коры на камине и вспомнил, что ни разу не посмотрел на него с тех пор, как вернулся. Возможно, Ноне лучше вернуться на ферму. А если ее отец рассвирепеет?
— Может, мне пойти с вами? — спросил он.
Нона покачала головой:
— Нет, я должна справиться с этим сама!
Дождь, барабанивший по крыше всю ночь, пеленой застилал овраг, когда Нона вышла из коттеджа.
— Сообщите мне, как все прошло! — крикнул он ей вдогонку.
Ветер заглушил его слова, и, похоже, Нона не слышала его. Джулиан долго стоял у распахнутой двери и смотрел в сторону фермы. Он уже жалел, что не пошел вместе с нею.
Когда Нона вошла в кухню, Ханна стояла на коленях перед большим горшком и месила тесто. Нона пот целовала ее, а потом покрыла поцелуями сморщенную руку.
— Вы много находились на солнце, дитя мое! Но сейчас вы вымокли. Идите сядьте у огня.
Ханна тревожно взглянула на дверь за спиной Ноны и нахмурилась, при этом морщины у нее на лбу стали еще глубже.
— Вам нельзя оставаться здесь! В такой дождливый день отец может скоро вернуться.
— А где он?
Ханна вздохнула и стряхнула с рук тесто.
— В поле у реки… роет канаву… которая сегодня же заполнится водой! Не знаю для чего… Думаю, у того места в изгороди, где пробираются овцы. Иногда мне кажется, ваш отец повредился умом.