Привыкшая к тому, что в ее заведении ей подчинялись все, мисс Джонс обслуживала посетителей, а когда те кончили есть и болтать, поставила перед Ноной большую тарелку с едой.
— Вы такая худенькая, — сказала она. — Поешьте. Это вам не повредит. — Склонившись к Ноне, она прошептала: — Даже не думайте платить. Я денег не возьму.
— Я слышала, как вы чудесно играли. За вашу еду заплатят эти фермеры! У них полно денег, но, правда, некоторые из них: скуповаты. Ничего не случится, если они сегодня чуточку переплатят! — Мисс Джонс ей подмигнула.
Когда Нона поблагодарила ее и собралась уходить, мисс Джонс сказала, что на следующий день в городе, что милях в пятнадцати отсюда, тоже намечается рыночный день.
— Только вот как вы туда попадете? — спросила она. — Ни в коем случае не садитесь на повозки. Сегодня в руках у фермеров уйма деньжищ и многие из них кончат в «Короне» или «Дубе», так что лучше держаться от них подальше. Спрячьтесь, пока они не разъедутся, ведь никогда не знаешь, с кем безопасно, а с кем нет!
Вспомнив Мэттью и свое свидание с ним в лесу, случившееся, казалось, давным-давно, Нона пообещала, что так и сделает. Она пешком пройдет пятнадцать миль к югу, а оттуда отправится на запад, к границе.
После жаркого июля наступил август. В низинах фермеры собирали кукурузу. Однажды вечером, прислонившись к воротам и наблюдая, как мужчины поднимают вилами тяжелые груды соломы, Нона вдруг подумала, а не вернуться ли в Пенгорран, где еще только будут собирать сено.
Она ушла почти две недели назад, но ей казалось, что прошла вечность. Сначала ей не терпелось поскорее добраться до границы Уэльса и быстрее попасть в Лондон, но из-за жаркой погоды и пыльных дорог ей пришлось двигаться медленнее. Ее игра пока имела огромный успех, но она не была уверена, что по другую сторону границы ее будут принимать так же тепло. Деньги, которые она теперь так легко зарабатывает, пригодятся ей в будущем — предстоит долгий, длительный путь.
Нона постепенно привыкала к новой жизни. Старые тревоги почти забылись, но на смену им пришли новые. За пределами городов она старалась держаться подальше от людей. Ночевала в стогах сена или в коровниках. В жаркую погоду это было просто, но что будет, когда начнется осень?
Ей становилось все более и более одиноко. Конечно, случались разные встречи, и везде ее радушно принимали, но одиночество угнетало ее. Нона часто вспоминала Ханну и мучилась, что до сих пор не написала ей, но сообщить Ханне, что ее кузина Анна уехала в Америку, а она сама вынуждена играть на скрипке, чтобы заработать на пропитание, Нона не могла. Ханна разволнуется от этого больше, чем от отсутствия вестей от нее. Она не знала, что ей делать. Может, написать Джулиану? Но тому, наверное, нет до ее проблем никакого дела. Вероятно, он уже забыл ее. Нона вспомнила, как видела его в последний раз, когда он стоял на горе и махал ей рукой. Девушке хотелось поговорить с ним, попросить у него совета.
Она подняла свои вещи и с отвращением осмотрела серый, потрепанный подол когда-то черной юбки. Пыльные, долгие дороги оставили на ней свой след. Сегодня, умывшись в ручье, она впервые взглянула в маленькое зеркальце, которое захватила с собой. Лицо покрыто бронзовым загаром, а темные волосы немного посветлели на висках. Теперь она определенно похожа на цыганку. Ей вдруг захотелось забраться в Пенгорране в большую ванну, отмыться добела и получить из рук Ханны чистые, накрахмаленные нижние юбки.
Уже почти стемнело, когда невдалеке от дороги послышались голоса. Нона остановилась и прислушалась. До нее донеслись мужской голос, обрывок песни, детский крик, лай собаки и странное карканье какой-то птицы. Она осторожно подкралась ближе и, спрятавшись за дерево, осмотрела ложбину, где расположился цыганский табор. Похоже, цыгане появились здесь недавно. Неподалеку от нее цыган привязывал лошадь, другой подкладывал дрова в большой костер, возле которого стояла старая цыганка и помешивала в большом горшке какое-то варево. Языки пламени освещали темные кудри, прилипшие к ее лбу, и морщинистое лицо. Остальные цыганки сновали взад-вперед по своим делам, и случайные вспышки пламени освещали то золотую серьгу, то золоченый гребень. Вдруг к Ноне подбежала одна из собак, обнюхала ее ноги и громко залаяла. Цыгане подозрительно подняли головы.
— Там кто-то есть! — крикнула старуха. — Вон за тем деревом! Бенджи, иди посмотри!
Нона поняла, что убегать не имеет смысла. Кроме того, в глубине души ей хотелось общения… какого угодно общения. Но она немного боялась этих людей, хотя не собиралась им этого показывать. Вполне возможно, они ее прогонят.
Бенджи, примерно ее возраста, как определила Нона, подошел к ней почти неслышно, не задев в темноте ни единого сучка.
— Это девушка, — крикнул он.
— Веди ее сюда! — приказала старуха.
— Когда Биби зовет, надо слушаться, — грубовато сказал он Ноне, и та послушно пошла за ним к костру.
Цыгане прервали свои занятия и столпились вокруг, разглядывая ее темными блестящими глазами, а старуха начала допрос:
— Что ты здесь делаешь? Мы слишком устали и не станем гадать тебе. Ты ведь пришла за этим?
Она наклонилась к Ноне, с любопытством разглядывая ее. Вдруг ее взгляд упал на футляр с кротой. Старуха спросила:
— А это что такое?
Нона объяснила. Цыгане возбужденно залопотали.
— Как твое имя? — спросила Биби.
— Нона.
— Это цыганское имя, — помолчав, произнесла старуха.
— Может быть, она кочевница, как мы, — предположила другая цыганка.